Розовый свет утреннего ноябрьского солнца, мягкий, теплый, аккуратно трогает верхушки минаретов. Тяжелый запах жженого угля смешанный с бесконечной свежестью принесенного с моря воздуха. Протяжный звук голосов жрецов-невидимок, запертых в каменных штольнях чужой веры. Легкий бриз лениво шуршит сухие листья... Тишина и покой. Напряжение не просто ушло, его тут никогда не было. Храм расслабления и неги, где даже голодные духи Бардо обретают выносимую легкость бытия.
Запах специй, рассыпанных непроснувшимся лавочником. Пряная мудрость безразличия к потере. Рядом открывается еще одна лавка. День зовет на выход.
Туристы тоже показываются на улицах. Один, два, робкие тени, осторожные фотографы, тревожные хипстеры, шумные славяне... Их привозят автобусы, трамваи, такси, они приходят пешком, бродят сами, под контролем гидов... Делаются тысячи фотографий. Разные люди, разные камеры, одинаковые ракурсы, одинаковые объекты, идентичные композиции. Туристы занимают очередь за снимком, воюют за канал выгрузки в инстаграм... Я у фонтана. Я у мечети. Я на площади. Я ем кебаб. Я ем пудинг. Пудинг. Кебаб. Я и кошки. Кошки. Кошки на солнце. Кошки у мечети. Кошки у фонтата. Мечети. Я и местный коп. Покупаю мороженое. Покупаю жареные каштаны. Тысячи чекинов. Терабайты фильтрованных мгновений. Сеть пульсирует. Сеть живет, кормясь настоятельной необходимостью закачать еще одну фотографию, неудержимой тягой твитнуть.. Шашлык подали сырой, не дали нежирный йогурт... В Стамбуле - солнце. Идем в мечеть.
Запах специй, рассыпанных непроснувшимся лавочником. Пряная мудрость безразличия к потере. Рядом открывается еще одна лавка. День зовет на выход.
Туристы тоже показываются на улицах. Один, два, робкие тени, осторожные фотографы, тревожные хипстеры, шумные славяне... Их привозят автобусы, трамваи, такси, они приходят пешком, бродят сами, под контролем гидов... Делаются тысячи фотографий. Разные люди, разные камеры, одинаковые ракурсы, одинаковые объекты, идентичные композиции. Туристы занимают очередь за снимком, воюют за канал выгрузки в инстаграм... Я у фонтана. Я у мечети. Я на площади. Я ем кебаб. Я ем пудинг. Пудинг. Кебаб. Я и кошки. Кошки. Кошки на солнце. Кошки у мечети. Кошки у фонтата. Мечети. Я и местный коп. Покупаю мороженое. Покупаю жареные каштаны. Тысячи чекинов. Терабайты фильтрованных мгновений. Сеть пульсирует. Сеть живет, кормясь настоятельной необходимостью закачать еще одну фотографию, неудержимой тягой твитнуть.. Шашлык подали сырой, не дали нежирный йогурт... В Стамбуле - солнце. Идем в мечеть.
В Стамбуле - солнце. И...
Надо идти в мечеть, смотреть как они молятся и смотрят, как смотрят на то, как они молятся. Надо идти на базар, толкаться у лавок, бояться за карманы, отмахиваться от продавцов чая.
Надо пить яблочный чай, просить свежий, не в порошке, злиться, что вместо свежего опять подали опять в порошке, сказав, что подадут свежий.
Надо есть жареные каштаны, аккуратно складывая шелуху в пакетик, гуляя по парку между платанов, а солце золотит верхушки деревьев, а с моря свежий легкий ветер, и тишина, ибо ноябрь...
Надо идти к мосту Галат и через пролив к рыбному рынку, ступать осторожно, ибо грязь и грязные, жир и жирные, идти не в рестораны на мосту, но чуть дальше, внутри рынка, за причалом, есть рыбный хлеб - там Иса жарит рыбу на масляном лотке, кладет филе в свежий белый хлеб, заливает соусом, лимонным и луковым соком, а прогорклое масло наполняет итог романтикой чужеземного, дикого, свободного... Надо смотреть как темно-коричневый терпентин течет по белому хлебу, наполняя его дивным вкусом простой человеческой роскоши.... Сидеть и есть эту роскошь на берегу, подставив лицо полуденному осеннему солнцу, такому мягкому в своей затухающей красоте... Отмахиваться как от мух от назойливых в своей невероятной скромности и бесконечной боли сирийских беженцев, нет, они не клянчат, не попрошайничают, но аккуратно, с небольшой, достаточной долей чувства вины предлагающих купить (!) пакетики с салфетками... Они бездомные, они потеряли все, кроме достоинства - они торгуют, они работают.
Надо идти дальше, садиться на паром, ехать на азиатскую часть. Надо смотреть как пассажиры парома - славные местные жители - кормят славных местных чаек, которые тучами окружают отправляющиеся посудины. О, им бы сирийское воспитание... Они позируют фотографам, даются в кадр, возвращаясь снова и снова за летящим с корабля хлебом.
А там, на другой стороне, идти по улицам, смотреть на местных, ибо тут мало туристов, тут свое, истинное, городское. А тут, за углом, идет митинг, масштабный, лидеры голосят в мегафоны лозунги, и тут же в кафе в телевизорах в прямом эфире трансляция с этой соседней улицы - цифровые окна. Тут отличные персидские рестораны - и надо срочно сжигать остатки рыбного хлеба - персидский кебаб - лучшее в этом городе.
Надо идти в хамам. Снова идти. Еще идти. В разные. Их много. Они - разные. Все - древние - по 400-500 лет как в бизнесе. Во всех мылись те или иные халифы, падишахи и султаны. Президенты и герои. Актеры и министры. Теперь и мы. Наша грязь тоже должна стечь по желобам истории.
Надо бриться. Даже если вы - женщина. Сесть в кресло. Откинуть голову, цирюльник берет кисть и... Горячий крем обволакивает кожу, обдает густым сладким запахом, сквозь который рвется запах никотина от рук брадобрея. Это - древнее. Это должен был делать много лет назад отец - инициация проведением первого бритья в городской парикмахерской или даже сам... Итог - свежий, душистый, свободный...
Надо идти в мечеть, смотреть как они молятся и смотрят, как смотрят на то, как они молятся. Надо идти на базар, толкаться у лавок, бояться за карманы, отмахиваться от продавцов чая.
Надо пить яблочный чай, просить свежий, не в порошке, злиться, что вместо свежего опять подали опять в порошке, сказав, что подадут свежий.
Надо есть жареные каштаны, аккуратно складывая шелуху в пакетик, гуляя по парку между платанов, а солце золотит верхушки деревьев, а с моря свежий легкий ветер, и тишина, ибо ноябрь...
Надо идти к мосту Галат и через пролив к рыбному рынку, ступать осторожно, ибо грязь и грязные, жир и жирные, идти не в рестораны на мосту, но чуть дальше, внутри рынка, за причалом, есть рыбный хлеб - там Иса жарит рыбу на масляном лотке, кладет филе в свежий белый хлеб, заливает соусом, лимонным и луковым соком, а прогорклое масло наполняет итог романтикой чужеземного, дикого, свободного... Надо смотреть как темно-коричневый терпентин течет по белому хлебу, наполняя его дивным вкусом простой человеческой роскоши.... Сидеть и есть эту роскошь на берегу, подставив лицо полуденному осеннему солнцу, такому мягкому в своей затухающей красоте... Отмахиваться как от мух от назойливых в своей невероятной скромности и бесконечной боли сирийских беженцев, нет, они не клянчат, не попрошайничают, но аккуратно, с небольшой, достаточной долей чувства вины предлагающих купить (!) пакетики с салфетками... Они бездомные, они потеряли все, кроме достоинства - они торгуют, они работают.
Надо идти дальше, садиться на паром, ехать на азиатскую часть. Надо смотреть как пассажиры парома - славные местные жители - кормят славных местных чаек, которые тучами окружают отправляющиеся посудины. О, им бы сирийское воспитание... Они позируют фотографам, даются в кадр, возвращаясь снова и снова за летящим с корабля хлебом.
А там, на другой стороне, идти по улицам, смотреть на местных, ибо тут мало туристов, тут свое, истинное, городское. А тут, за углом, идет митинг, масштабный, лидеры голосят в мегафоны лозунги, и тут же в кафе в телевизорах в прямом эфире трансляция с этой соседней улицы - цифровые окна. Тут отличные персидские рестораны - и надо срочно сжигать остатки рыбного хлеба - персидский кебаб - лучшее в этом городе.
Надо идти в хамам. Снова идти. Еще идти. В разные. Их много. Они - разные. Все - древние - по 400-500 лет как в бизнесе. Во всех мылись те или иные халифы, падишахи и султаны. Президенты и герои. Актеры и министры. Теперь и мы. Наша грязь тоже должна стечь по желобам истории.
Надо бриться. Даже если вы - женщина. Сесть в кресло. Откинуть голову, цирюльник берет кисть и... Горячий крем обволакивает кожу, обдает густым сладким запахом, сквозь который рвется запах никотина от рук брадобрея. Это - древнее. Это должен был делать много лет назад отец - инициация проведением первого бритья в городской парикмахерской или даже сам... Итог - свежий, душистый, свободный...
Надо ехать на кораблике к Черному морю, посещать по пути маленькие прибрежные деревни, фотографировать котов, лениво подставляющих морды объективам...А еще - резиденции падишахов, охотничьи дворцы, где они проводили пару часов после охоты (так - чисто потупить), есть мороженое на деревенском рынке, растворяясь в сахарной неге дивных сочетаний местных сочных фруктов, взбитых вручную сливок и тончайшей вафли...
Потом с корабля, возвращаясь обратно, смотреть красное марево заката над городом, а вдоль корабля, слева и справа, в сантиметрах от воды, пролетают стаи птиц, а кто-то пыхнул вишневым табаком с нижней палубы, и томная прохлада вод вместе с вязкой усталостью от впечатлений дарят дивное совершенство покоя.
И вечером, после заката, надо пройти от причала к площади Таксим, вдоль бесконечных магазинов, может купить что-то себе, какую ненужную одежду, но нет - конечно же нужную, но нужную именно сейчас, вспомнив вдруг о том, что именно вот это искали уже очень давно...
И ночью домой, падать в кровать, так как завтра с утра, снова надо идти на завтрак, так как там - снова подадут невероятное, вкусное и нежное. Снова надо идти в мечеть, снова на базар, снова к морям, снова пить чай, снова гулять, много, ибо нельзя прекращать, нельзя останавливаться, нельзя упускать - ибо вот тут яркая, пьянящая, горькая, острая, густая жизнь...
Надо жить. Учиться жить. Вбегать в нее, как в море летним жарким днем - с разбегу, поднимая тучи брызг, становясь совершенно новым.
И планировать когда ехать в нее снова....
Потом с корабля, возвращаясь обратно, смотреть красное марево заката над городом, а вдоль корабля, слева и справа, в сантиметрах от воды, пролетают стаи птиц, а кто-то пыхнул вишневым табаком с нижней палубы, и томная прохлада вод вместе с вязкой усталостью от впечатлений дарят дивное совершенство покоя.
И вечером, после заката, надо пройти от причала к площади Таксим, вдоль бесконечных магазинов, может купить что-то себе, какую ненужную одежду, но нет - конечно же нужную, но нужную именно сейчас, вспомнив вдруг о том, что именно вот это искали уже очень давно...
И ночью домой, падать в кровать, так как завтра с утра, снова надо идти на завтрак, так как там - снова подадут невероятное, вкусное и нежное. Снова надо идти в мечеть, снова на базар, снова к морям, снова пить чай, снова гулять, много, ибо нельзя прекращать, нельзя останавливаться, нельзя упускать - ибо вот тут яркая, пьянящая, горькая, острая, густая жизнь...
Надо жить. Учиться жить. Вбегать в нее, как в море летним жарким днем - с разбегу, поднимая тучи брызг, становясь совершенно новым.
И планировать когда ехать в нее снова....
RSS Feed